Максимализм, свойственный скорее юности, не покидал автора этих строк никогда, и на турнир «Кёбаня-1990» я возлагал особые надежды. Даже приехал на пару дней раньше, но, конечно же, не для того, чтобы любоваться красотами Будапешта.

Аккурат по приезде я отправился на рынок, где и торговал разной ерундой до позднего вечера. Когда очнулся и понял, что никого вокруг нет, а только кучи мусора разнообразят унылый пейзаж, стало несколько не по себе. О ночлеге заранее не позаботился, да и другие насущные проблемы обуревали. На счастье, увидел какую-то нищенку, собиравшую пивную посуду. Подошел к ней, положил собственную щеку на свою же ладонь, зажмурился и трагическим голосом изрек: «Мадам! Ай вонт ту слип!» Англицкого в Венгрии отродясь не знали, но, видимо, мои жесты оказались красноречивее слов, и женщина махнула рукой, сказав при этом нечто похожее на «ком».

И мы двинулись в неизвестность: старуха, собиравшая по пути бутылки, и я, согбенный под тяжестью двух основательных чемоданов. Подошли, наконец, к дому типа нашей «хрущевки».

Сопровождающая гортанно выкрикнула: «Клара!» - и из окна второго этажа высунулась здоровенная тетка. Обменялись они парой фраз, и вдруг от той самой тетки услышал я волшебное: «Кам хиа, плиз».

Не могу, правда, сказать, что попал в рай. Ночевать мне было предрасположено в маленькой кухне. В самом её конце, у окна, стояла скромного вида койка, на которую, быстро перекусив, я и водрузился. Прямо над койкой в клетке скакала большая ворона. Страшная с виду собака громко лаяла и прыгала на клетку, опираясь на мой бок, а ворона приводила свои контраргументы и швыряла на головы мою и собачью разнообразный мусор, вперемешку с отходами собственной жизнедеятельности. В метре от меня пили чай и смотрели телевизор хозяйка и её приходящий друг. Морфей, тем не менее, сразу принял меня в свои объятия.

Следующим вечером история повторилась, но, слава богу, это был мой второй и последний ночлег у гостеприимной Клары. Распродав утром третьего дня все остатки товаров ширпотреба, я прямиком отправился регистрироваться в качестве участника турнира. Устал изрядно, но кучка форинтов, зато, приятно оттопыривала мой нагрудный карман.

Поселился с приятелем Витей Купоросовым, и почти сразу церемония открытия, банкет и начало первого тура. На банкете не удержался и помимо нескольких бутербродов принял пива. Играть довелось черными с молодым венгром уровня кандидата в мастера. Через стол от меня, тем же цветом и тоже с венгром, играл другой мой приятель Серега Фокин, который успешно сбыл партию каких-то фотоаппаратов. Приволок он с собой на тур большую бутыль красного венгерского вина и на глазах изумленного партнера регулярно из этой бутыли отхлебывал. Когда же противник начал возмущаться, Фокин подошел к организатору турнира и прямиком спросил: «Я имею право?» Услышав, как ни странно, утвердительный ответ, Серега продолжил в том же духе и, допив всю бутылку, благополучно уснул прямо за столом. В итоге и время просрочил, и ноль, естественно, получил. Ваш автор в тот вечер тоже проиграл...

Утром, после завтрака, пошел прогуляться. По возвращении обнаружил в холле компанию соотечественников, которая от смеха чуть ли на пол не легла. Полиглот Юра Довжик услужливо мне заметку из венгерской спортивной газеты перевел. Публикация называлась «Е-4, водка-3», и в ней черным по белому было написано, что советский  шахматист Монин Николай напился на открытии, ну и дальше всё, что я выше про Сергея Фокина рассказывал.

Купоросов и компания гогочут, а мне как-то не до смеха. Тут еще Серега с наглой мордой подошел и справился – имею ли я к нему претензии. «К тебе – нет», - процедил я сквозь зубы и отправился «качать права».

Турнир судил известный еще по матчам СССР – Венгрия  мастер Сили. Он хорошо говорил по-русски и был уже в курсе. Выразил свои соболезнования по поводу допущенной по отношению ко мне несправедливости и сообщил, что заметку написал отец гроссмейстера Жужи Вереци.

- Он на банкете напился больше всех и Вас с Фокиным перепутал. Он коммунист, но русских ненавидит, и вообще, противнейший тип, - доложил Сили.

- Я пользуюсь гостеприимством вашего клуба и поэтому шум поднимать не буду. Поймите, однако, что по возвращении домой у меня могут появиться проблемы. Прошу дать опровержение, - ответил я.

Кто знал – как там дальше в нашей стране события развернутся и не читают ли в КГБ венгерскую спортивную прессу?

Никаких извинений со стороны автора я так и не дождался, но, спустя несколько дней, в самом «подвале» той газеты меленькими буквами было напечатано, что факты, приведенные в злополучной заметке, не соответствуют действительности.